Знакомясь с информацией, собранной для канонизации отца Ефимия Оболтина, обращаешь внимание, с каким мужеством и упорством доказывал священник свою невиновность. Эта удивительная сила духа чувствуется и сегодня, спустя 100 лет со дня его первого ареста в 1919-м году. Казацкого рода – потомок Оболты, пришедшего с Ермаком покорять Сибирь, – отец Ефимий являет нам пример той внутренней целостности, которую редко встретишь у современного человека. Думается, ему сложно было бы претерпеть многочисленные заключения в тюрьму, лагерь, не признать свою вину пред лицом смерти в 1937-м году, если бы рядом с ним все эти годы не было старшего сына Анатолия, в буквальном смысле душу свою положившего за отца.
Ефим и Анатолий Оболтины 1932 г.
«Когда топит один другого»
Написать об Анатолии Ефимовиче подтолкнула меня публикация в краеведческом альманахе «Подорожник» статьи внучки отца Ефимия, Татьяны Старчак, – «Мой дед Ефим и дядя Анатолий Оболтины». Именно ее обращение в 2009-м году в православную общину Ханты-Мансийска стало отправной точкой для сбора информации для канонизации отца Ефимия, который служил в разных храмах нашего округа до 1919 года. Мы вместе с Татьяной прошли путь «узнавания» жизни отца Ефимия, работая в архивах, собирая воспоминания очевидцев… Татьяна писала родословную сделавшего много для развития Сибири, и Березова в частности, рода Оболтиных. Я же собирала свидетельства о жизни отца Ефимия. Все эти годы мы незримо духовно были связаны друг с другом. Читая ее письма и сообщения, невольно сравнивала ее манеру изложения с тем, как грамотно отстаивал свою позицию во время следствия ее дед-священник. Даже не знавшие, по понятным причинам, о существовании репрессированного деда-священника потомки этого славного рода несли и несут в себе передаваемые, как дар от предков, их нравственные и духовные ценности. А вот Анатолия Ефимовича, брата своей мамы, Татьяна помнила. Смутно, отрывками, по-детски оценивая то, что видела и слышала.
Мария Митрофановна Оболтина 1898 г.
Отца Ефимия арестовывали 4 раза. Впервые – в 1919-м году, в Самарово, за то, что читал с амвона воззвания Колчака. За эту «контрреволюционную настроенность» его выслали на юг Тюменской области. В деле за 1919 год сохранилось Прошение на имя председателя Тюменской Губернской Чрезвычайной Комиссии его жены – Марии Митрофановны, которая очень точно характеризует то время – «нужно ли верить всяким наговорам, а тем более теперь, когда каждый топит один другого и не отдают себе в этом отчета». В деле за 1928 год уже фигурируют имена сына отца Ефимия – Анатолия и его свекра – Тимофеева Митрофана Васильевича. Они просят в заявлении от 4 апреля 1928 года ОГПУ освободить Е.П. Оболтина из-под стражи под их личное поручительство или залог до решения вопроса. Воспринявший от отца мужественный и сильный характер, Анатолий Ефимович будет всю жизнь стремиться вернуть отцу честное имя и не запятнать свое: честь для этого рода была чрезвычайно важным понятием. Анатолий Ефимович не дожил до реабилитации отца Ефимия, которая произошла во многом благодаря его усилиям, всего лишь год…
Березово начало 20 века, родовое гнездо Оболтиных
«Попался в наши руки – не уйдешь»
Анатолий Ефимович был арестован впервые 4 октября 1940 года органами НКВД Тобольска. К тому времени у него уже был солидный опыт в вопросе отстаивания «социалистической законности» в отношении его отца. С момента ареста Анатолий Ефимович требует от органов НКВД соблюдать законодательство. Ему вменяют в вину совершение преступлений по ст. 109 и 116 УК. Он тут же указывает следствию, что «дело подлежит компетенции следственного аппарата прокуратуры, но не НКВД». Но «замначальника окротдела Селиванов заявляет в ответ: ‟санкция прокурора будет всегда, а ты попался в наши руки – не уйдешь, все равно получишь срок!”» Анатолий Ефимович, несмотря на угрозу избиения, отказывается от дачи показаний и требует свидания с прокурором. После отказа объявляет о начале голодовки. Сотрудники НКВД после 10-дневной голодовки вынуждены были пригласить прокурора в тюрьму. Несомненно, это противостояние существующей в те годы карательной судебной системе ничего не дало в отношении справедливости расследования, против Анатолия Ефимовича возбуждается следствие по ст. 58 п.10. Тем не менее сотрудники НКВД увидели человека, который готов пожертвовать всем: здоровьем, свободой, даже жизнью – ради своих высоких духовных и нравственных устремлений. В ход против Анатолия Ефимовича пошли шантаж, угрозы, откровенное вранье. К сожалению, только этим арсеналом средств обладала в те годы «социалистическая законность». Анатолий Ефимович будет рассказывать об этом в своей жалобе Генеральному прокурору СССР уже после освобождения из тюрьмы. Больной, раздавленный морально и физически, он не переставал бороться за свое честное имя до самой смерти.
Больной, он не переставал бороться за свое честное имя до самой смерти
Все годы заключения он писал жалобы, требовал, настаивал, находил выверенные аргументы в свою защиту. 18 июля 1941 года состоялся суд, вынесший приговор – 10 лет ИТЛ.
В своей жалобе Анатолий Ефимович пишет о «поведении» адвоката, который в те годы исполнял свои функции только «для галочки». Адвокат Дягилев вел себя «безучастно», объясняя свою позицию тем, что «трудно выступать в защиту лиц, обвиняемых по ст.58 УК», и категорически отказался писать кассационную жалобу, не указав причин.
«Я был изолирован – осужден на 10 лет, заклеймен, как контрреволюционер! – пишет в жалобе в Генеральную прокуратуру после своего освобождения Анатолий Ефимович. – А как это сделано, какое беззаконие при этом допущено всеми теми лицами, через руки которых проходило это дело, никто не хотел разобраться в истине!»
Дальше в Обращении Анатолий Ефимович высказывает свои догадки в отношении причин его ареста.
В 1939–1940-х годах он работал в Тобольске директором конторы Главтекстильснаба. Несколько раз его приглашали в соответствующие органы, предлагая стать осведомителем. Он «неоднократно и категорически» отвергал эти предложения. Не в характере Оболтиных было «стучать» на невинных людей. Эту свою высочайшую порядочность Анатолий Ефимович подтвердит позже, в лагере, буквально умирая от холода, голода и болезни на холодном полу карцера.
Тобольск начало 20 века, здесь в 1940 году был арестован Анатолий Ефимович Оболтин
«Мы тебя разучим писать клевету»
Анатолий Ефимович прибыл в Омский лагерь в конце 1941 года. Начиная с 1942 года, неоднократно писал Генеральному прокурору в Москву, Прокурору РСФСР, Председателю Верховного суда СССР жалобы по вопросу фальсификации следственного дела. В Обращениях он также указывал на незаконные действия со стороны сотрудников НКВД: шантаж, издевательства, побои и т.д. В начале 1944 года его вызвал в кабинет старший оперуполномоченный Вайсберг, стал требовать изменения содержания жалоб. Анатолий Ефимович не сдавался, несмотря на давление и удары. «Мы тебя разучим писать клевету на сотрудников НКВД», – хрипел разъяренный старший оперуполномоченный. После этого допроса Анатолий Ефимович попадет в карцер на 10 суток.
«В карцере, рассчитанном максимум на 30 человек, их находилось не менее 80, – вспоминает бывший начальник информационно-следственного отдела СЛОН Николай Киселев-Громов в книге «С.Л.О.Н. – соловецкий лес особого назначения», – все они лежали вповалку на холодном цементном полу, тесно прижавшись друг к другу. Там лежали крестьяне, каэры[1], беспризорные и два старых священника. Все они были полуголые – одежда с сажаемых в карцер всегда снимается».
Помещение в карцер было одним из способов подавить волю к сопротивлению.
Памятник жертвам политических репрессий в Омске
Чтобы выжить, он подписал протокол, признавая свою личную «вину», но никого другого не оклеветал
Надзиратели уже понимали, что перед ними человек, который «не ломается» ни при каких обстоятельствах. А разбирательство высоким начальством жалоб вовсе не входило в их планы. Надо было обезопасить себя на случай, если жалоба все-таки попадет на стол генеральному прокурору, на что недвусмысленно намекал сам Анатолий Ефимович во время допросов. Именно тогда созрело решение «состряпать» новое уголовное дело, одним из обвиняемых которого станет А.Е. Оболтин. В ноябре 1944 года было арестовано 12 человек, Анатолий Ефимович помещен в «одиночку». Через три дня его вызвали на допрос. Старший следователь оперчекистского отделения управления Аникиенок (с которым Анатолий Ефимович встречался на допросах раньше) назвал фамилии еще 11 арестованных, предлагая дать показания по якобы проводимой ими контрреволюционной деятельности. «Ну что я мог сказать на эту ‟обработку”? – напишет после в своем Обращении к Генеральному прокурору Анатолий Ефимович. – Ведь это настоящая провокация, я никогда не слышал от этих людей контрреволюционной агитации в лагере. Я категорически отказался». Из 12 арестованных заключенных 9 дали «провокационные показания» против других заключенных и были освобождены. Сын священника просидел почти всю зиму – 2,5 месяца – в холодной одиночной камере. За 4 дня до ареста Анатолия Ефимовича выписали из больницы, где он лежал с левосторонним экссудативным плевритом, и из легких было выкачано 3,5 литра гноя-экссудата. В холодной камере, где на стенах не таял лед, без топчана, он был вынужден спать прямо на цементном полу с высокой температурой.
Чтобы выжить, он подписал составленный следователем протокол, признавая свою личную «вину», но никого другого не оклеветал.
«Малодушие и боязнь сделали из них людей, нужных следственному аппарату НКВД в те годы, – напишет после Анатолий Ефимович, – я же не мог этого сделать, пусть моя совесть будет чиста перед людьми, ложных показаний я дать не мог».
«Снимите с меня клеймо контрреволюционера»
А.Е. Оболтин пробыл в заключении 14 лет, 1 месяц и 11 дней. Вышел из лагеря совершенно больной – на тяжелых физических работах «заработал» туберкулез позвоночника. Три с половиной года пролежал в заточении на больничной койке, так как был парализован. Был освобожден прямо из тюремной больницы. Но сумел встать и… снова начать борьбу за «восстановление честного имени». «Прошу снять с меня клеймо контрреволюционера», – напишет он в Генеральную прокуратуру после освобождения. Это были сложные для Анатолия Ефимовича годы, впрочем, легких для него не было никогда.
«В данное время с клеймом осужденного я не могу нигде устроиться на работу, хотя бы на канцелярскую, – пишет сын священника в Обращении, – не принимают, как судимого по ст. 58. И вот я, как затравленный зверь, влачу жалкое существование, живя у чужих людей, а родные меня боятся. Пенсию мне не дают, так как я долгое время был в заключении… А ведь до заключения я работал 20 лет: с 1919 по 1940 год, но это во внимание не принимается… А ведь я не совершал преступления, которое мне приписали».
Именно в эти годы маленькая Татьяна Старчак ездила со своей мамой на встречу с дядей Анатолием в волжский городок Хвалынск. Туда же приехала сестра матери Тамара с дочкой. Теперь Татьяна понимает, что это была заранее оговоренная встреча сестер с братом. Татьяна вспоминает, как они с двоюродной сестричкой бегали на берег Волги – там была целая гора из мела, – забегали к дядиной жене – тете Зине в фотоателье фотографироваться, большой компанией переправлялись на лодке на другой берег Волги, чтобы собрать грибы в сосновом лесу. Тогда, в детстве, жизнь казалась такой безоблачной и счастливой. Она не понимала, о чем говорили взрослые, о чем они плакали, вспоминая прошлое. Даже уже будучи взрослой, начиная искать информацию для составления родословной, они с дочерью Евгенией представить себе не могли, о какой трагической семейной истории им придется узнать.
«Я перепечатывала эту жалобу (от авт: Анатолия Ефимовича в Генеральную прокуратуру) несколько месяцев, – читаем мы в публикации альманаха «Подорожник» свидетельства Татьяны Старчак. – Боль была почти физическая. Это надо мной издевались и избивали на допросах, это меня, совершенно больную, с высокой температурой, кидали в сырой и холодный карцер, где я спала на голом бетонном полу, это я, беспомощная, лежала в тюремной больнице. Больно и страшно! 30 ноября 1956 года Президиум Верховного Суда РСФСР приговор отменил за отсутствием состава преступления. По воспоминаниям тети Тамары, когда дядя Толя приехал в Москву и получил на руки это решение, он плакал навзрыд! Жизнь сломана, оболгана, растоптана!»
После освобождения из заключения Анатолий Ефимович прожил всего три года…
